— А за что ещё тебя сажали в душегубку? — спросила Левиндер.

— Так сразу и не вспомнишь, — ответила Гортензия. Она говорила с видом бывалого вояки, участвовавшего в стольких сражениях, что быть храбрым вошло у него в привычку. — Это так давно было, — прибавила она, отправляя в рот очередную порцию чипсов. — Да! Вспомнила! Вот ещё был случай. Выбрав время, когда Транчбул вела урок в шестом классе, я попросила разрешения выйти в туалет. Но в туалет я не пошла, а пробралась в кабинет Транчбул и нашла там шкаф, где лежат её панталоны.

— Вот это да! — восхитилась Матильда. — И что же было потом?

— Ну, я заранее заказала по почте сильнодействующий порошок, от которого начинается чесотка, — рассказывала Гортензия. — Стоил он пятьдесят пенсов пакетик, а на этикетке было написано, что порошок сделан из размельчённых зубов ядовитых змей. Даже гарантия давалась, что на коже вскочат волдыри размером с грецкий орех. В общем, я насыпала этого порошка во все панталоны директрисы и положила всё на место. — Гортензия замолчала, чтобы отправить в рот новую порцию чипсов.

— Ну и что, сработало? — спросила Левиндер.

— Через несколько дней, — сказала Гортензия, — во время молебна Транчбул начала дико чесаться. «Ага, — подумала я, — вот вам и результат». Как здорово было наблюдать за ней и осознавать, что, единственная во всей школе, точно знаю, что происходит на самом деле. К тому же я не боялась, я знала, что меня не поймают. А Транчбул чесалась всё сильнее и никак не могла остановиться. Наверное, она решила, что под скамейкой муравейник. И тут прямо в середине службы она вдруг вскочила и, схватившись за свой зад, выбежала вон.

И Матильда, и Левиндер были вне себя от восторга: обеим было ясно, что перед ними настоящий мастер своего дела. Они стояли рядом с человеком, который превратил издевательство в искусство, добился совершенства и был готов, что важнее всего, рисковать жизнью ради своей цели. Они восхищённо смотрели на эту богиню, и теперь даже прыщ у неё на носу казался им не недостатком, а символом отваги.

— Но как же она догадалась, что это сделала ты? — едва дыша от восторга, спросила Левиндер.

— А она и не догадалась, что это моих рук дело, — сказала Гортензия. — Но меня всё равно упекли в душегубку на целый день.

— Почему? — спросили девочки хором.

— У мисс Транчбул, — решила просветить новеньких Гортензия, — есть скверная привычка отгадывать. Когда она не знает, кто виноват, то просто начинает гадать наобум и, что самое неприятное, часто оказывается права. В тот раз я была главным подозреваемым из-за проделки с сиропом, и, хотя я знала, что у неё нет никаких доказательств, она обвинила меня. Она как будто не слышала, когда я кричала: «Как же я могла это сделать, мисс Транчбул? Я ведь даже не знала о том, что вы храните эти штаны в школе! Я понятия не имею ни о каком порошке! Знать ничего не знаю!» Но враньё не спасло меня, несмотря на то что я устроила целый спектакль. Транчбул просто схватила меня за ухо и заперла в душегубке. Это было во второй раз, когда я угодила в неё на целый день. Похоже на настоящую пытку. Когда меня выпустили, на мне не было живого места от уколов и порезов.

— Прямо как на войне, — испуганно заметила Матильда.

— Ты чертовски права, это война и есть! — воскликнула Гортензия. — Пострадавших ужасно много. Мы — крестоносцы, доблестная армия, любыми средствами сражающаяся за свою жизнь, а Транчбул — это князь тьмы, подлый змий, огненный дракон. В её руках какое угодно оружие. Это война не на жизнь, а на смерть. Но мы стараемся поддерживать друг друга.

— Ты можешь рассчитывать на нас, — с воодушевлением сказала Левиндер, приподнимаясь на цыпочки, чтобы казаться выше ростом.

— Боюсь, что не могу, — сказала Гортензия. — Вы ещё совсем малявки. Хотя как знать… Может, и для вас найдётся какая-нибудь секретная работа.

— Расскажи нам, чего ещё от неё ждать, — попросила Матильда. — Пожалуйста!

— Не буду пугать вас раньше времени, вы здесь всего неделю, — сказала Гортензия.

— А мы и не боимся, — сказала Левиндер. — Мы хоть и маленькие, но не робкого десятка и можем постоять за себя.

— Ну, тогда слушайте, — согласилась Гортензия. — Буквально вчера Транчбул увидела, что на уроке Священного Писания ученик по имени Джулиус Ротвинкл ест печенье. Она схватила его за руку и просто вышвырнула в окно. Наш класс находится этажом выше, и мы видели, как бедный Джулиус летел над садом, как мяч для фрисби, и шлёпнулся прямо в салат. А Транчбул повернулась к остальным и заявила: «Отныне всякий, кто ест на уроке, отправится прямо в окно».

— Неужели этот Джулиус Ротвинкл не переломал себе кости? — спросила Левиндер.

— Да так, пустяки, всего-то парочку, — ответила Гортензия. — И запомните: Транчбул однажды выступала на Олимпийских играх за сборную Великобритании — метала молот, поэтому очень гордится своей правой рукой. Она у неё тяжёлая.

— А что такое метание молота? — спросила Левиндер.

— Молот, — стала объяснять Гортензия, — это такое пушечное ядро, к которому приделан кусок длинной проволоки. Метатель сначала раскручивает его над головой, а потом отпускает. Для этого нужна такая силища! Транчбул для тренировки метает всё, что под руку попадётся, но особенно любит метать детей.

— Господи! — сказала Левиндер.

— Я однажды слышала, как она говорила, — продолжала Гортензия, — что большой ученик весит примерно столько же, сколько олимпийский молот, поэтому его очень удобно использовать для тренировки.

В этот момент произошло нечто странное. На игровой площадке, где всё это время стоял невообразимый гвалт, вдруг резко повисла гробовая тишина.

— Атас! — прошептала Гортензия.

Матильда и Левиндер оглянулись и увидели гигантскую фигуру мисс Транчбул, с угрожающим видом пробиравшуюся сквозь толпу детей. Мальчики и девочки поспешно расступались перед ней подобно тому, как воды Красного моря расступались перед Моисеем, — уж очень внушительным был у неё вид в этой подпоясанной ремнём куртке и зелёных бриджах.

— Аманда Трипп! — кричала она. — А ну, быстро иди сюда!

— Наденьте-ка свои шляпы, — прошептала Гортензия.

— А что сейчас будет? — тоже шёпотом спросила Левиндер.

— Эта идиотка Аманда, — ответила Гортензия, — в каникулы отрастила себе волосы ещё длиннее, а её мама заплела ей эти дурацкие косички. Это надо же додуматься!

— Почему дурацкие? — спросила Матильда.

— Вот уж чего Транчбул терпеть не может, так это косички, — сказала Гортензия.

Матильда и Левиндер смотрели, как гигантский монстр в зелёных бриджах надвигается на девочку лет десяти с двумя золотистыми косичками, в которые были вплетены симпатичные голубые ленты.

Девочка с косичками, Аманда Трипп, стояла замерев и глядя на неумолимо приближавшуюся директрису с таким выражением лица, какое бывает, наверное, у человека, оказавшегося в чистом поле один на один с разъярённым быком, несущимся прямо на него. От ужаса Аманда не могла двинуться с места, будто её приклеили, глаза её были широко раскрыты от страха, она дрожала как осиновый лист и, казалось, была уверена, что настал её смертный час.

Мисс Транчбул добралась наконец до своей жертвы и остановилась рядом, нависнув над ней как гора.

— Чтоб завтра этих дурацких косичек не было! — рявкнула она. — Отрежь их и выброси в помойку. Иначе в школу можешь не приходить. Поняла?

От страха Аманда стала заикаться и еле выговорила дрожащим голосом:

— М-м-маме они н-н-н-равятся. Она з-з-заплетает их мне к-к-к-аждое утро.

— Твоя мать кретинка! — заорала Транчбул, ткнув в голову девочки пальцем размером с батон колбасы. — Ты похожа на крысу, у которой из головы торчит хвост!

— М-м-мама говорит, что косы мне к лицу, мисс Транчбул, — дрожа и заикаясь, пролепетала Аманда.